Светлана [сборник] - Василий Андреевич Жуковский

краше смиренный певец.

Зачем же уныло

На радость глядеть?

Все близко, что мило;

Оставим годам за годами лететь».

«Минутная сладость

Веселого вместе, помедли, постой;

Кто скажет, что радость

Навек не умчится с грядущей зарей!

Проглянет денница —

Блаженству конец;

Опять ты царица,

Опять я ничтожный и бедный певец».

«Пускай возвратится

Веселое утро, сияние дня;

Зарей озарится

Тот свет, где мой милый живет для меня.

Лишь царским убором

Я буду с толпой;

А мыслию, взором,

И сердцем, и жизнью, о милый, с тобой».

«Прости, уж бледнеет

Рассветом далекий, Минвана, восток;

Уж утренний веет

С вершины кудрявых холмов ветерок». —

«О нет! то зарница

Блестит в облаках;

Не скоро денница;

И тих ветерок на кудрявых холмах».

«Уж в замке проснулись;

Мне слышался шорох и звук голосов». —

«О нет! встрепенулись

Дремавшие пташки на ветвях кустов». —

«Заря уж багряна». —

«О милый, постой». —

«Минвана, Минвана,

Почто ж замирает так сердце тоской?»

И арфу унылый

Певец привязал под наклоном ветвей:

«Будь, арфа, для милой

Залогом прекрасных минувшего дней;

И сладкие звуки

Любви не забудь;

Услада разлуки

И вестник души неизменныя будь.

Когда же мой юный,

Убитый печалию, цвет опадет,

О верные струны,

В вас с прежней любовью душа перейдет.

Как прежде, взыграет

Веселие в вас,

И друг мой узнает

Привычный, зовущий к свиданию глас.

И думай, их пенью

Внимая вечерней, Минвана, порой,

Что легкою тенью,

Все верный, летает твой друг над тобой;

Что прежние муки:

Превратности страх,

Томленье разлуки,

Все с трепетной жизнью он бросил во прах.

Что, жизнь переживши,

Любовь лишь одна не рассталась с душой;

Что робко любивший

Без робости любит и более твой.

А ты, дуб ветвистый,

Ее осеняй;

И, ветер душистый,

На грудь молодую дышать прилетай».

Умолк — и с прелестной

Задумчивых долго очей не сводил…

Как бы неизвестный

В нем голос: навеки прости! говорил.

Горячей рукою

Ей руку пожал

И, тихой стопою

От ней удаляся, как призрак пропал…

Луна воссияла…

Минвана у древа… но где же певец?

Увы! предузнала

Душа, унывая, что счастью конец;

Молва о свиданье

Достигла отца…

И мчит уж в изгнанье

Ладья через море младого певца.

И поздно и рано

Под древом свиданья Минвана грустит.

Уныло с Минваной

Один лишь нагорный поток говорит;

Все пусто; день ясный

Взойдет и зайдет —

Певец сладкогласный

Минваны под древом свиданья не ждет.

Прохладою дышит

Там ветер вечерний, и в листьях шумит,

И ветви колышет,

И арфу лобзает… но арфа молчит.

Творения радость,

Настала весна —

И в свежую младость,

Красу и веселье земля убрана.

И ярким сияньем

Холмы осыпал вечереющий день:

На землю с молчаньем

Сходила ночная, росистая тень;

Уж синие своды

Блистали в звездах;

Сравнялися воды;

И ветер улегся на спящих листах.

Сидела уныло

Минвана у древа… душой вдалеке…

И тихо все было…

Вдруг… к пламенной что-то коснулось щеке;

И что-то шатнуло

Без ветра листы;

И что-то прильнуло

К струнам, невидимо слетев с высоты…

И вдруг… из молчанья

Поднялся протяжно задумчивый звон;

И тише дыханья

Играющей в листьях прохлады был он.

В ней сердце смутилось:

То друга привет!

Свершилось, свершилось!..

Земля опустела, и милого нет.

От тяжкия муки

Минвана упала без чувства на прах,

И жалобней звуки

Над ней застенали в смятенных струнах.

Когда ж возвратила

Дыханье она,

Уже восходила

Заря, и над нею была тишина.

С тех пор, унывая,

Минвана, лишь вечер, ходила на холм

И, звукам внимая,

Мечтала о милом, о свете другом,

Где жизнь без разлуки,

Где все не на час —

И мнились ей звуки,

Как будто летящий от родины глас.

«О милые струны,

Играйте, играйте… мой час недалек;

Уж клонится юный

Главой недоцветшей ко праху цветок.

И странник унылый

Заутра придет

И спросит: где милый

Цветок мой?.. и боле цветка не найдет».

И нет уж Минваны…

Когда от потоков, холмов и полей

Восходят туманы

И светит, как в дыме, луна без лучей, —

Две видятся тени:

Слиявшись, летят

К знакомой им сени…

И дуб шевелится, и струны звучат.

Варвик

Никто не зрел, как ночью бросил в волны

Эдвина злой Варвик;

И слышали одни брега безмолвны

Младенца жалкий крик.

От подданных погибшего губитель

Владыкой признан был —

И в Ирлингфор уже как повелитель

Торжественно вступил.

Стоял среди цветущия равнины

Старинный Ирлингфор,

И пышные с высот его картины

Повсюду видел взор.

Авон, шумя под древними стенами,

Их пеной орошал,

И низкий брег с лесистыми холмами

В струях его дрожал.

Там пламенел брегов на тихом склоне

Закат сквозь редкий лес;

И трепетал во дремлющем Авоне

С звездами свод небес.

Вдали, вблизи рассыпанные села

Дымились по утрам;

От резвых стад равнина вся шумела,

И вторил лес рогам.